Первые чтения, посвященные памяти
академика И.Т. Фролова
(I Фроловские чтения)
ФИЛОСОФИЯ, СОЦИОЛОГИЯ И ЭТИКА НАУКИ
Программа
акад. В.С. Степин – Проблемы философии, социологии и этики науки: традиция и современность
член-корр. РАН В.А. Лекторский – Человек как предмет исследования
д.филос.н. И.К. Лисеев – Наука о жизни в ее взаимодействии с культурой
член-корр. РАН Б.Г. Юдин – Этика науки: 30 лет спустя
д.филос.н. В.Г. Борзенков – Детерминизм и телеология
д.филос.н. С.А. Пастушный – Проблемы социобиологии в трудах академика И.Т. Фролова
д.филос.н. Ю.В. Сачков – О двух программах исследований в философии науки
член-корр. РАН С.Т. Мелюхин – Эволюция и антропный принцип
д.филос.н. В.В. Казютинский – Человек, Вселенная, наука
член-корр. РАН А.В. Брушлинский – Психология субъекта
д.филос.н. В.Ж. Келле – «Высокое соприкосновение» в наши дни
д.филос.н. В.Л. Рабинович – Метафоры человеческого существования
д.полит.н. О.В. Гаман-Голутвина – Нравственность в политике
к.филос.н. М.А. Мануильский – Образы и образцы
«Жизнь и познание»
Именно эта тема была выбрана для обсуждения при проведении Первых чтений, посвященных памяти академика И.Т. Фролова («Фроловских чтений»), состоявшихся в Москве декабре 2001 года. Соорганизаторами работы «Чтений» выступили Институт человека РАН, институт философии РАН, журналы «Вопросы философии и «Человек», Российское философское общество.
Выбор темы представляется не случайным и вполне обоснованным. И дело тут не только (и не столько) в том, что название совпадает с названием одной из книг, написанных И.Т. Фроловым и что эта тема пронизывает буквально все его творчество, сколько в том, что ее формулировка заключает в себе, как представляется, формулировку основной задачи, стоящей перед философской наукой. Что же касается места проведения «Чтений» – дома 14 по ул. Волхонка, – то и здесь просматривается определенная: именно в этом доме в 1952 г. И.Т. Фролов (будучи еще студентом) начинал свою трудовую деятельность в Академии наук, работая редактором в располагавшемся здесь Издательстве Академии наук СССР, и именно в этом доме он работал в последние годы своей жизни, возглавляя созданный им Институт человека РАН.
Вообще с этим домом связаны многие эпизоды из жизни и деятельности И.Т. Фролова, о чем он любил вспоминать сам, и о чем, в частности, говорил, открывая «Чтения», директор Института философии РАН академик В.С. Степин.Остановившись на характеристике основных этапов творческой и практической деятельности И.Т. Фролова, B.C. Степин подчеркнул значение личного вклада этого выдающегося ученого в развитие отечественной философской науки. B.C. Степин отметил также, что лучшей памятью об этом выдающемся ученом и человеке явится дальнейшее творческое развитие выдвинутых им идей, в связи с чем им было высказано пожелание сделать подобные «Чтения» ежегодными. Забегая вперед, следует отметить, что это предложение было единодушно поддержано всеми участниками «Чтений».
На заседании, посвященном вопросам философии, социологии и этики науки, с интересным и содержательным докладом «Человек как предмет научного исследования» выступил член-корреспондент РАН В.А. Лекторский.Напомнив присутствующим о выдвинутой И.Т. Фроловым идее комплексного, междисциплинарного подхода к изучению человека, а также о том, что эта идея нуждается в дальнейшей методологической разработке, докладчик предложил интерпретацию этой идеи, основанную, в частности, на анализе трех философских моделей или образов человека, положенных в основу специальных научных исследований.
Первая модель рассматривает человека как предмет экспериментального естественнонаучного исследования. Кульминацией такого подхода в истории науки, по мнению докладчика, был бихевиоризм с его представлением о человеке как о простой совокупности реакций, актов поведения и т.п. На практике такой подход призван обосновать возможность установления внешнего контроля за поведением человека. Вторая модель исходит из идеи о существовании у человека особого внутреннего мира, «мира сознания», который не может быть постигнут таким же способом, каким постигаются природные явления. При таком подходе (лежащем, например, в основе современных концепций так называемой «гуманистической психологии») знание о человеке принципиально противопоставляется естественнонаучному знанию и рассматривается лишь как способ установления коммуникативного контакта с другим человеком (или другой культурой). Смысл такого контакта заключается не в контроле за поведением другого человека, а в установлении с ним взаимопонимания, с целью осуществления с ним совместных действий. Однако наиболее перспективным, по мнению В.А. Лекторского, является иной образ человека, представленный в третьей модели и исходящий из понимания человека как свободного, незапрограммированного в своих поступках существа, одновременно формирующегося в социальных взаимодействиях с другими людьми в рамках существующей в пространстве и времени культуры. Именно такой подход, при котором «снимается» дихотомия «внутреннего» и «внешнего» в человеке, и представляется докладчику наиболее перспективным; именно его и следует называть «комплексным подходом к изучению человека».
В докладе члена-корреспондента РАН Б.Г. Юдина– «Этика науки спустя 30 лет» – основное внимание было уделено вкладу академика И.Т. Фролова в исследования проблем этики науки в нашей стране. Докладчик, в частности, напомнил, что первое систематическое обсуждение проблем этики науки в нашей стране состоялось в 1971 г., когда по инициативе И.Т. Фролова журналом «Вопросы философии» был организован и проведен первый «круглый стол» по этим проблемам (напомним, что И.Т. Фролов возглавлял тогда редакцию этого журнала), положивший начало отечественным исследованиям в области этики науки. Б.Г. Юдин отметил также то обстоятельство, что именно благодаря творческим и организаторским усилиям академика И.Т. Фролова внимание отечественных ученых и специалистов было привлечено к исследованию проблем так называемой «биоэтики», а также впервые в нашей стране в системе Академии наук был создан Национальный комитет по биоэтике, первыми сопредседателями которого стали академики А.А. Баев и И.Т Фролов.
Доклад члена-корреспондента РАН А.В. Брушлинского – «Психология субъекта» – был посвящен анализу психологического подхода к исследованию проблемы человека, в частности, анализу соотношения понятии «личность – индивидуальность – субъект».
В докладах д.филос.н. И.К. Лисеева, д.филос.н. В.Г. Борзенкова ид.филос.н. С.А. Пастушного был проанализирован вклад академика И.Т. Фролова в разработку проблем философии биологии. Так. И.К. Лисеев подчеркнул, что И.Т. Фролов явился, по существу, основателем отечественной школы философии биологии, представители которой и по сей день ведут большую исследовательскую работу в этой области, творчески развивая идеи, содержащиеся в работах И.Т. Фролова. Доклад В.Г. Борзенкова был посвящен анализу вклада. Внесенного И.Т. Фроловым в разработку философских проблем теоретической биологии и, в частности, проблемы детерминизма и телеологии. В связи с этим докладчик особое внимание уделил концепции «органического детерминизма», выдвинутой и обоснованной в работах И.Т. Фролова. В докладе С.А. Пастушного большое внимание было уделено, в частности, тому обстоятельству, что еще в начале 70-х годов теперь уже прошлого века в ходе дискуссий «за круглым столом» в редакции журнала «Вопросы философии», организованных по инициативе и при непосредственное участии И.Т. Фролова и посвященных обсуждению проблем соотношения «биологического» и «социального» в человеке, были предприняты попытки решения тех проблем, которые позднее обсуждались в рамках так называемой «концепции социобиологии», получившей свою формулировку в работах зарубежных исследователей. В связи с этим докладчик подчеркнул значение работ И.Т. Фролова, в которых была дана объективная критика «концепции социобиологии человека».
В докладе д.филос.н. В.Ж. Келлевнимание участников «Чтений» было привлечено к значению работ академика И.Т. Фролова для анализа социальных проблем научно-технического прогресса, современной науки в целом. В связи с этим докладчик подчеркнул важную роль идей и подходов, содержащихся в статье «Высокое соприкосновение», написанной академиком И.Т. Фроловым в соавторстве с академиком Н.Н. Моисеевым.
В докладе «Метафоры человеческого существования» д.филос.н. В.Л. Рабиновичпродемонстрировал еще один, культурологический подход к анализу проблемы человека. Так же, как и другие выступающие, докладчик подчеркнул вклад И.Т. Фролова в исследования этой проблематики, обратив внимание присутствующих на тот факт, что задуманное этим выдающимся ученым находит свою реализацию и после его смерти. Свидетельством тому, в частности, является деятельность созданного им Института человека РАН, выход книг, инициатором создания которых являлся И.Т. Фролов (в качестве примера были приведены энциклопедический словарь «Человек» (2000 г.), коллективная монография «Многомерный образ человека: Комплексное междисциплинарное исследование человека» (2001 г.), ответственным редактором которой является И.Т. Фролов, и вышедшее под его редакцией седьмое издание «Философского словаря (2001 г.).
В обсуждении докладов приняли участие д.филос.н. Ю.В. Сачков,д.филос.н. В.В. Казютинский, д.филос.н. О.В. Гаман-Голутвина, член-корреспондент РАН С.Т. Мелюхин, говорившие о значении творчества академика И.Т. Фролова для исследования философских проблем естествознания вообще и проблем физики и астрономии, в частности, а также для такой нетривиальной области исследований, как этика в политике.
В заключение участники «Чтений» стали первыми зрителями документального фильма «Загадка жизни и тайна человека: поиски и заблуждения», созданного на студии «Наука-видео» и посвященного жизни и деятельности академика И.Т. Фролова.
В рамках работы «Чтений» состоялось расширенное заседание Ученого совета Института человека РАН, приуроченного к 10-летию со дня его основания. Участники заседания вспоминали об истории создания института, годах работы под руководством И.Т. Фролова, делились соображениями по поводу перспектив деятельности института.
Было решено, что следующие «Чтения» состоятся в декабре 2002 года и их основной темой станет «Философия глобальных проблем».
В.Н. Игнатьев, к.ф.н., вед.не. Ин-та человека РАН (Москва)
ФИЛОСОФИЯ, СОЦИОЛОГИЯ И ЭТИКА НАУКИ
И.Т. Фролов
Философия и биология.
Мировоззренческие и методологические проблемы
современной науки о жизни
Вопрос о взаимосвязи философии и биологии является, на первый взгляд, простым и не требующим особых пояснений. Однако надо иметь в виду, что и сегодня, как много веков назад, вокруг этого вопроса ведутся нескончаемые споры. Все дело здесь в том, с позиций какой философии предлагается решение вопроса и какую линию в понимании сущности жизни проводит тот или иной ученый.
Некоторые философы либо идут по пути стирания различий между философией и теоретической биологией, объявляя многие биологические проблемы «составной частью философии», либо противопоставляют их друг другу, не видя связи между ними и вообще считая ее «нежелательной». И тот и другой путь метафизичен, поскольку игнорируется диалектика взаимосвязи философии и конкретных естественнонаучных дисциплин.
Так, неовиталисты ратуют за «независимость», качественную специфику биологии в отношении физики и химии, но в действительности они растворяют теоретическую биологию в идеалистической философии, оставляя естественнонаучному исследованию, как таковому, лишь физико-химические процессы в организмах. Тем самым от «автономности» и «независимости» биологии ничего не остается, она просто превращается в «прикладную физику и химию». Сами призывы неовиталистов к тесному сотрудничеству между философией и биологией основаны на их концепции естествознания и его методов как «ограниченных» и «низших» форм познания, требующих своего «дополнения» в лице философии (разумеется, идеалистической).
В марксизме разработаны определенные принципы подхода к научному познанию, которые легли в основу последовательно научного решения проблемы взаимосвязи диалектико-материалистической философии с естествознанием, в том числе с биологией. Эти принципы противоположны как «поглощению» биологии философией, так и их противопоставлению. Они учитывают связи философии и биологии, которые проявляются прежде всего в теоретической сфере и ориентируют на исторический подход. Чтобы четче осознать глубокую и органическую связь между философией и биологией, надо обратиться к истории научного познания. И тогда мы увидим, что философия и биология в познании таких проблем, как сущность жизни, органическая целесообразность, закономерности исторического развития живых форм и др., по существу, длительное время выступали в неразрывном единстве. Мы знаем, однако, что «золотой век» философии как «царицы наук» — это период младенчества естественнонаучной мысли. Нераздельность философии с тем, что мы называем сегодня теоретической биологией, объяснялась неразвитостью последней, слабостью и недифференцированностью экспериментальных исследований, составляющих ее фундамент и предпосылку.
Поэтому обращение в прошлое, рассмотрение постановки проблемы и ее решения на разных этапах истории философии и биологии приводит не только к позитивным выводам. Мы увидим не только плодотворные импульсы, которые давали развитию друг друга философия и биология и действие которых зачастую еще и сегодня не потеряло своего значения (достаточно сослаться на многие идеи Канта, гегелевскую диалектику и ее влияние на сферу биологического познания). Существенную роль играет ясное понимание необходимости отказа от исчерпавших себя традиций, которые мешают при новом положении в области познания, в частности в философии и биологии, по-новому подойти к осознанию специфики и взаимосвязи этих разных сфер научного познания и их методов.
Здесь имеются в виду, несомненно, прежде всего и главным образом натурфилософские и позитивистские подходы. Они в достаточной мере известны, поэтому нет надобности давать им подробную характеристику. Отметим лишь общую для них основу — стремление исходить из предпосылки, что всякое философствование означает выход за рамки «положительной науки». Натурфилософия отмечает эту предпосылку знаком плюс, позитивизм — знаком минyc. Выявляя научную недостаточность этих, на первый взгляд, полярно противоположных точек зрения, натурфилософия и позитивизм образуют системы, характеризующиеся «взаимной дополнительностью». Но тем самым отнюдь не закрывается зияющий пробел в познании, который натурфилософия и позитивизм призваны, по замыслам их сторонников, заполнить, так сказать, единолично.
В современных условиях крайней формой негативного отношения к возможностям философского познания выступает логический позитивизм, однако в этом он в принципе мало чем отличается от традиционных позитивистских концепций XIX в. Точно так же и натурфилософские идеи сегодня, по сути дела, не выходят за рамки классической философии, уступая ей в широте и оригинальности мысли. Применительно к сфере биологических явлений натурфилософия, как и позитивизм, исходит из убеждения: естественнонаучное познание сущности жизни, ее закономерностей невозможно.
Современные натурфилософские концепции стремятся как бы восполнить этот якобы органически присущий естествознанию недостаток на пути «чистого», спекулятивного познания. Такая «компенсация», естественно, представляет собой лишь суррогат решения вопроса о связи философии и биологии, поскольку она осуществляется за счет принижения познавательных возможностей науки о жизни. Если до середины XIX века, когда биология как наука еще только формировалась, эту тенденцию можно было считать в известном смысле исторически оправданной, то в современных условиях она является реакционной. Поэтому современные натурфилософские системы как классически «онтологического» типа, так и их эклектические варианты, в которых делаются попытки сохранить лишь «минимум метафизики» (Н. Гартман, Ф. Дессауэр и др.), не могут служить методологической основой биологии, на что они претендуют до сих пор.
Такую основу дает диалектико-материалистическая концепция, исключающая натурфилософские и позитивистские подходы и утверждающая новые по своему содержанию связи фплософии с наукой о жизни. Основанные на этой концепции методологические принципы оказываются весьма эффективными в современной науке, если они применяются адекватно их сущности. Эти методологические принципы, разумеется, не навязываются науке извне, в частности (как пытаются убедить в этом противники диалектики) по соображениям идеологического порядка. Они вырастают на почве науки и сохраняют свою силу лишь тогда, когда применяются научно.
В общем виде суть этих принципов сводится к тому, что результаты философских исследований не противопоставляются биологической науке (как и естествознанию в целом), а, наоборот, приобретают научную значимость только на основе и в тесной связи с ней. С другой стороны, эти результаты обладают своей спецификой, они не растворяются в биологии, не являются простым суммарным итогом ее теоретических выводов и обобщений. Философское познание не надстраивается над биологическим, а непосредственно выводится из него, вычленяется в нем как элемент, сторона своеобразной реальности, создающейся в ходе научного исследования.
Это означает, что в отличие от натурфилософии диалектико-материалистическое учение рассматривает свой объект не изолированно от конкретных форм познания, но как его результат, итог взаимодействия субъекта и природы. Философия имеет дело с «реальностью», созданной наукой, т. е. в случае познания закономерностей живых систем — с «биологической реальностью», которая изменяется по мере развития науки о жизни. Само собой разумеется, что в основе «биологической реальности» лежит объективная реальность живой природы, существующая вне и независимо от познания. Однако философия непосредственно принимает лишь ту исторически изменяющуюся картину жизни, которая дается биологией.
Свою роль философия может выполнить, включаясь в единый поток познания, вскрывая всеобщее в специфическом. В этом состоит мировоззренческая задача философии, ее функция обобщения. Она осуществляется в форме теоретической интерпретации конкретного, специфического знания с включением его в общую систему мировоззрения. Здесь происходит движение от биологпи, которое, разумеется, не является механическим суммированием ее достижений, но имеет характер исследования. Ведь “всеобщее” в своем постижении требует сложной обобщающей, аналитико-синтетической работы мышления. Оно оказывается результатом сравнительно-исторического исследования «биологической реальности», дающей знание о конкретном, специфическом.
Расчлененная таким образом в философском познании «биологическая реальность», т. е. специфические закономерности сферы жизни, ее структура, оказывается в некоторой функциональной зависимости от “всеобщего”. Известно, что только после выяснения всеобщих законов возможно, как правило, подлинно научное осознание частного, специфического закона, его сущности, места и роли в общем взаимодействии процессов объективного мира и его познания. Разумеется, это имеет место не только в случае взаимодействия таких общих сфер познания, как философия и биология, по осуществляется и внутри самой биологической науки между ее законами, касающимися разных сторон и уровней реальности и ее познания.
Отсюда и вытекает важная “служебная” роль философского знания, связанная с его движением к биологии. Общие законы и категории материалистической диалектики в этом случае приобретают характер методологических предпосылок, принципов биологического познания. Они выступают здесь уже не как цель — построение системы научного мировоззрения, — а как средство достижения нового знания.
Это — функция общей методологии науки, которую выполняет по отношению, в частности, к биологии материалистическая диалектика. Само собой ясно, что она не только не противопоставляется мировоззренческой функции, но логически вытекает из нее, образуя с ней единство, рассматриваемое лишь в разных отношениях.
Функцию методологии в широком смысле слова следует отличать от функции методологии в узком смысле, т. е. методологии и логики научного исследования (или, как ее иногда называют, “логики научного познания”). Материалистическая диалектика, являясь ее основой, выступает как всеобщий метод, теория и логика познания.
Диалектика как метод не является просто системой общих формальных правил познания, применяемых в неизменном виде в любой области науки. Она, по выражению Гегеля, «душа и понятие содержания», «внутренняя форма», в которой движутся осознанные результаты конкретного научного исследования, выступающие (после их логической переработки с учетом специфики объекта исследования) в виде определенных требований к познающему мышлению.
В сфере биологии неизбежной оказывается известная «гносеологическая адаптация» общих принципов и методов познания применительно к специфическим формам, в которых проявляется его объект. Конечно, это не касается логических форм познания, но в значительной мере модифицирует его методы.
Расчленение сферы конкретной методологии биологического познания приводит к выделению: а) общих теоретических принципов исследования живых систем (таких, как принцип целостности, системности, целесообразности, органической детерминированности и пр.); б) системы частных (сравнительный, исторический, экспериментальный, моделирование) и специальных (генетические, биохимические, биофизические и пр.) методов биологического исследования, находящихся в диалектическом единстве; в) логических форм познания, которые, во-первых, характеризуют процессы мышления, специфичные для конкретных случаев применения отдельных методов, а во-вторых, могут выступать в качестве особых и до известной степени самостоятельных способов научного исследования живых систем.
Такое понимание методологии биологического познания ориентирует философское исследование на конкретный анализ реальных познавательных процессов, осуществляющихся в сфере биологии. Оно исключает позитивистские и натурфилософские подходы, которые чужды самой природе диалектического материализма, противоречат его основным принципам. Отступление от этих принципов приводит, как показывает история науки, к серьезным издержкам, наносящим ущерб развитию биологии.
Научное применение принципов диалектического материализма является в каждом конкретном случае творческим делом, а не простым «приложением» общих законов диалектики к естественным наукам. Марксистский философский подход делает упор на гносеологическую проблематику, как специфическую для диалектики в ее отношении к сфере наук о природе. Это не означает, конечно, отрицания объективной диалектики. Напротив, только широкое и многостороннее понимание ее может вести к правильным выводам о закономерностях взаимодействия субъекта и объекта в сфере познания природы. Однако диалектико-материалстический подход принципиально отличен от натурфилософии и позитивизма именно тем, что последние, с разных сторон обращая исследование якобы к «самому предмету» природы, замыкаются в итоге в априоризме и субъективизме — антиподах объективного знания.
Весь смысл принципиальных методологических положений, выработанных на основе анализа революции в физике и сохраняющих свою силу для понимания исторического процесса развития биологии, говорит о том, что диалектико-материалистический анализ общетеоретической ситуации в конкретных науках не имеет ничего общего с натурфилософским и позитивистским «вмешательством» в решение специальных вопросов.
Принципиальные положения диалектического материализма включают в себя следующие моменты: 1) ясное разделение специальных теорий и «связанных» с ними философских построений, а также признание того обстоятельства, что экспериментально апробированные естественнонаучные теории не несут «ответственности» за ту или иную философскую их интерпретацию, что эти естественнонаучные теории не связаны прямо или однозначно с той или иной философской интерпретацией; 2) решительное отвержение малейшего элемента натурфилософского, априористического подхода к конкретной науке; 3) в то же время признание неизбежности, обязательности истолкования специальных теорий с позиций научной философии, т. е. диалектического материализма. Необходимость такого истолкования (другое дело, что оно само по себе является достаточно трудным делом) обусловливается потребностями самого развивающегося естествознания, которое прогрессирует так быстро, что без философских выводов ему не обойтись.
Философские выводы, без которых естествознание не может обойтись, потому и именуются “философскими”, что они далеко выходят за рамки конкретной науки и, кстати сказать, за границы той «чистой методологии научного исследования», необходимость которой не отрицают сторонники современной неопозитивистской «философии науки». Эти философские выводы, вместе с тем, не умещаются и в пределах так называемой «диалектики живой природы» — онтологизированном варианте истолкования диалектики в духе априоризма, натурфилософии.
Исходя из этих принципиальных философских установок и можно определить мировоззренческие и методологические проблемы науки о жизни, установить, где пролегают главные направления разработки философских вопросов современной биологии.
Ясно, что эта проблематика и направление ее разработки определяются в первую очередь двумя взаимодействующими факторами — спецификой и потребностями современного биологического познания, а также (это обстоятельство не всегда учитывается в должной мере) уровнем и возможностями философских исследований. Не случайно поэтому многие проблемы, о которых речь пойдет ниже, хотя и выдвигаются в науке как исключительно актуальные, однако реально пока что не занимают в философском познании места, адекватного их значению.
Усилия философов, очевидно, должны быть сосредоточены сейчас на анализе способов теоретических построений, методов современного научного познания закономерностей живой природы, его логики. Это, конечно, не означает, что тем самым отвергаются необходимость и значение философского обобщения самих этих объективных закономерностей. Напротив, только на их основе возможно правильное построение системы методологических принципов биологического познания, преодоление априористических тенденции в философском исследовании, утверждение в нем непосредственного анализа предмета в его развитии, в его противоречиях.
Соответственно, на первый план выдвигаются сейчас задачи разработки проблем диалектики научного познания. Именно диалектический подход в наибольшей степени необходим в настоящие время ученым, имеющим дело со сложно расчлененными объектами, использующим самые разнообразные методы исследования. Именно диалектика, сознательно применяемая в биологическом исследовании, дает возможность избегать механистических, односторонних подходов, на которых спекулирует идеализм.
Это имеет особое значение в решении основного вопроса биологической науки — о сущности жизни и формах ее познания. Ложность методологической дилеммы «либо механицизм — либо витализм» в решении этого вопроса доказывается именно обращением к диалектике, которая “снимает” ее, утверждая многосторонние принципы исследования.
Современные формы познания сущности жизни, выход исследования на молекулярный уровень, позволивший использовать в теоретических обобщениях информацию, получаемую из колоссально расширившегося круга источников (физические, химические, математические, кибернетические исследования), раздвинули границы наших представлений о строении и функциях биосистем, углубили и детализировали их. Вместе с тем они но-новому поставили вопрос о самих методологических принципах биологического исследования.
В частности, это касается уровня и форм расчленения биологического объекта, интегрирующей функции теоретической интерпретации и пр. Перед философами и теоретиками биологии встала проблема нового, более многостороннего и вместе с тем «универсального» определения понятия “биологической организации”, позволяющего исследовать живые системы на разных уровнях (молекулярном, клеточном, организменном, популяционном и т. д.) и в разных аспектах (физико-химическом, математическом, кибернетическом и пр.).
Структурно-функциональные подходы, обогащенные и по-новому интерпретируемые с учетом взаимодействия разных методов в исследовании сущности жизни, требуют углубленного философского осмысления и логической разработки. И здесь ученые, владеющие диалектической методологией, должны внести основной и решающий вклад. В настоящее время философская работа в этой области пока что ограничивается лишь самыми общими проблемами, причем понятие “структуры” получило чрезмерно расширительное толкование, поглощающее, а иногда п попросту подменяющее понятия “сущности”, “закона”. Такая трактовка этого понятия, перенесенная из многих специальных работ преимущественно западных ученых, не учитывает «философского контекста», из которого она механически изымается, а именно позитивистского, как раз и призванного ограничивать исследование структурой, противопоставляемой сущности, закону.
Нечто аналогичное можно наблюдать и в исследованиях, посвященных анализу биологического значения принципа органической целостности, системных подходов. Это относится также к проблеме органической целесообразности, к исследованию принципов дпалектико-материалистического детерминизма в биологии. В анализе этой сложной и во многом по-новому звучащей проблемы ярко обнаруживается значение правильных философских, методологических подходов, позволяющих преодолеть узкую концепцию механического детерминизма и «телеологического мышления», которые в разных формах воплощались и воплощаются поныне в механоламаркизме, психоламаркизме, «организмических теориях» и пр.
Эта группа философских проблем, относящихся к общей методологии биологического познания, к его принципам, органически связана с более специальными вопросами непосредственного анализа методов и логики исследования, структуры теоретического знания.
В своем историческом развитии биологическое познание непрерывно «оснащалось» разными методами исследования, причем на той или иной стадии некоторые из них становились доминирующими, определяющими специфику знания, получаемого с их помощью. Так было с методами описания и классификации, сравнительным и историческим методами, наконец, с экспериментом. Вместе с тем «традиционные» методы также не оставались без изменения. Напротив, они подвергались существенным преобразованиям под влиянием новых форм исследования в современных условиях — в зависимости от разнообразных видов биологического эксперимента, физико-химических и математических методов, моделирования.
В биологическом познании имеются, следовательно, такие стороны, которые требуют специального исследования, выходящего за рамки биологического и относящегося к компетенции философии. Возникает необходимость сравнительного рассмотрения, в частности, гносеологической природы и пределов применимости методов биологического исследования, а вместе с тем и их изучения как взаимосвязанных элементов диалектического комплекса, системы. Теперь ясно, что основные проблемы биологической науки не могут быть решены лишь в направлении развития какого-либо одного метода исследования. Происходит не только дифференциация исследовательских задач, расширение фронта познания и вместе с тем его специализация, но и усиление процессов интеграции, более тесное взаимодействие, перекрестное взаимное обогащение методов различных специальных дисциплин. Это одна из характернейших черт развития современной науки, и она делает очевидной необходимость комплексного подхода к исследованию методов биологического познания.
Рассмотреть теоретико-познавательное значение и логическую природу, например, физико-химического эксперимента в биологии, математических методов описания и исследования живых систем, их моделирования (прежде всего кибернетического) на разных уровнях органической природы, причем в связи с другими методами, имеющими различные формы применимости на каждом из этих уровней, — важная и актуальная задача. Исследование «взаимной дополнительности» отдельных методов, их логического и исторического единства, процессов взаимодействия внутри системы как целого (доминирования, субординации, взаимовлияния, зависимости от целого и пр.) отвечает основным направлениям методологических поисков современной науки.
В настоящее время биология начинает все больше привлекать внимание математиков и логиков. И это не случайно. Хотя логико-математические исследования биологических проблем предпринимались и на предшествующих стадиях, однако к широкому использованию этих методов не были готовы ни наука о жизни, ни математика и логика. Происшедшие в последние десятилетия сдвиги в биологии, математике и логике привели к тому, что живые системы стали подвергаться точному исследованию как с количественной, так и — это главное — с качественной стороны.
Построение математических моделей, применение формализации, аксиоматического метода затрагивают уже сегодня многие разделы биологии. Это опять-таки порождает необходимость методологических, философских исследований. Например, возникает такой вопрос: до каких пределов возможна математизация и вообще формализация биологического знания? Ведь помимо всего прочего формализованные исследования должны как-то «соединяться» с экспериментом и теоретической интерпретацией. Видимо, и здесь определенное значение имеет принцип целесообразности тех или иных формализованных построений с точки зрения их реального применения в биологии.
Это большая и серьезная проблема будущего науки. Она усложняется недостаточным развитием биологической теории, которая отстает от состояния и уровня экспериментальных исследований. Разумеется, интерес к биологической теории (не только в ее логико-математических аспектах) будет непрерывно повышаться, и поэтому будет возрастать значение методологических исследований средств получения и построения теоретического знания о сущности и закономерностях живых систем.
Эти исследования должны показать также специфику, природу современного биологического знания, зависящую от тех новых методов, которые применяются сегодня в сфере не только эксперимента, но и теории. Они призваны выявить закономерности логического и исторического развития биологической науки, его источники, внутренние и внешние факторы.
Рассмотренным выше кругом проблем, по которым возможно и необходимо плодотворное взаимодействие диалектико-материалистпческой философии и современной биологии и которые в своем комплексе обозначают основные направления разработки методологии научного познания живых систем, разумеется, не исчерпывается вся сумма задач в этой области. Представляется важным также специальное исследование философских оснований, теоретического построения и методов отдельных биологических дисциплин. Прежде всего это касается генетики, молекулярной биологии и теории эволюции, где как бы сходятся сегодня «силовые линии» биологического познания и где многое надо не только строить заново, но и, строя, преодолевать старое, негативное из прошлого опыта взаимодействия философии с наукой о жизни.
Таковы в общих чертах основные принципы и проблемы диалектико-материалистической методологии в исследовании живых систем, таковы главные направления взаимодействия философии и биологии. Философские вопросы современной биологии столь многообразны и сложны, а их значение в общей системе научного знания так велико, что необходимы новые усилия в их диалектико-материалистическом исследовании в тех аспектах, которые отчетливо обозначились в последние годы.
В.С. Степин
Проблемы философии, социологии и этики науки:
традиции и современность
Выбор в качестве темы первых Фроловских чтений проблемы “Философия, социология и этика науки” как нельзя более закономерен и справедлив: разработка темы в нашей науке и философии неразрывно связана с именем И.Т. Фролова, с его многолетними самоотверженными усилиями. Немногие сделали столько для того, чтобы философия в нашей стране превратилась из “идеологического надсмотрщика” над наукой в средство осмысления новых процессов, протекающих внутри науки и в отношениях между наукой и обществом. И для восстановления у ученых доверия и уважения к личности и профессии философа. Достаточно просто назвать уже ставшие великими имена ученых, которые сотрудничали в то время с философами, — П.Л. Капица, А.И. Берг, Н.Н. Семенов, В.А. Энгельгардт и др. Каждый из них поддерживал с И.Т. Фроловым и научные, и дружеские личные контакты. Их участие в разработке философских проблем науки укрепляло авторитет нашей философии и вместе с тем обеспечивало своеобразную защиту перед властями выдвигаемых нашими философами новых идей и нестандартных подходов.
В 70-х годах И.Т. Фролов возглавил целый ряд совместных исследований философов и известнейших естествоиспытателей страны. Он постоянно инициировал такие исследования — и будучи редактором ведущего философского журнала “Вопросы философии”, и в рамках руководимого им на протяжении многих лет Совета при президиуме АН СССР по философским и социальным проблемам науки и техники.
Он первым стал писать о гуманизации научно-технического прогресса, о принципиальной важности этических регулятивов в современной научной деятельности, о необходимости комплексного, междисциплинарного подхода к исследуемым проблемам. Идея необходимости новой этической регуляции научной деятельности была высказана в работах Фролова 70–80-х годов, посвященных философии биологии, а затем в систематическом виде изложена в книге “Этика науки”. И.Т. Фролов подчеркивал, что в современных биотехнологиях, генной инженерии, экспериментах по клонированию складывается новая для науки ситуация, когда ученый вынужден добровольно ограничивать возможности творческого поиска, выбирая не любые стратегии исследования, а только те, которые не противоречат гуманистическим идеалам.
Здесь от Ивана Тимофеевича вновь потребовалось немалое научное мужество: на этот раз он бросал вызов не устоявшимся идеологическим стереотипам, а представлениям, которые в течение более чем двух веков лежали в основе этоса науки — идеи о безусловной самоценности фундаментального знания и фундаментальных исследований, установке на поиск истины безотносительно к возможностям прагматического использования полученных знаний. Иван Тимофеевич был одним из первых, кто не побоялся громко заявить, что ситуация, возникшая в биологии и других областях современного научного знания, требует включить в научный поиск дополнительные этические регулятивы. В этом контексте были поставлены острые философско-методологические вопросы. Не являются ли ограничения, накладываемые такими регулятивами, скрытым вариантом идеологического контроля за наукой? Как согласуется идеал объективности научного познания с требованиями социально-этических регуляций научного поиска? Каковы механизмы интеграции в науку дополнительных этических регулятивов?
Нужен был авторитет И.Т. Фролова, заработанный долгой борьбой против идеологического контроля над наукой, чтобы не побояться — и не услышать — обвинений в попытках в новой форме восстановить цензуру над научными исследованиями, чтобы ученые увидели в этих идеях отражение объективной проблемы, требующей научного же подхода.
Для осмысленной постановки и изучения этой проблемы нужно было и новое предметное поле, и новый методологический подход. И Иван Тимофеевич был одним из первых, кто увидел и осмыслил методологическое значение нового тогда явления в науке — возникновения комплексного, междисциплинарного метода изучения проблем. Еще в начале 70-х годов он писал о нем как о принципиально новой ступени науки, порождающей особую ситуацию сращивания теоретических и экспериментальных исследований, прикладных и фундаментальных знаний в единой системе деятельности. В результате усиливаются процессы взаимодействия принципов и представлений картин реальности, формирующихся в различных науках. Все чаще изменения этих картин протекают не столько под влиянием внутридисциплинарных факторов, сколько путем “парадигмальной прививки” идей, транслируемых из других наук.
Высшей точкой в поиске механизмов интеграции научного знания, философии и других форм познания, объединения научного этоса и вненаучных ценностей стала для Ивана Тимофеевича проблема человека. Одним из первых в отечественной философии второй половины XX в. он уловил и сформулировал особый статус этой проблемы в современных философских и научных исследованиях. Он настаивал на том, что комплексное изучение человека, объединяя философские и конкретно научные знания, способно открыть новые перспективы при выборе стратегий цивилизационного развития человечества.
Тот факт, что словосочетание “Философия, социология и этика науки” сегодня не декларация, не заклинание, а реальная исследовательская программа с солидной традицией и немалыми результатами, — во многом заслуга Ивана Тимофеевича. И лучший памятник ему. Не сомневаюсь, что исследования, которые проводят сегодня многочисленные участники и разработчики этой программы продемонстрируют ее жизненность, реальность и плодотворность для науки и для философии.
И.К. Лисеев
Наука о жизни в ее воздействии на культуру
Исследования философских проблем науки о жизни проходят красной нитью через все творчество И.Т. Фролова. Он обратился к этим проблемам совсем еще молодым, начинающим свой путь в науку ученым, вдохновленным беседами и советами выдающегося отечественного мыслителя И.И. Шмальгаузена. Затем, написав ряд фундаментальных работ по философии биологии, стал фактическим основателем национальной школы философии биологии. И уже в конце жизни, увлеченный иными животрепещущими, острейшими проблемами — научно-технической революции, глобалистики, человека и пр., — он признавался: “Обращение всякого исследователя к такому объекту как жизнь является показателем его зрелости… Несмотря на то, что мы все больше углубляемся в понимание жизни, она остается неразгаданной тайной. Я в свое время решил, что полностью распрощался с этой проблематикой в книге “Жизнь и познание”. Но оказалось, что эти проблемы не отпускают, от них нельзя отмахнуться”.
В своей книге “Жизнь и познание” И.Т. Фролов поставил вопрос о единстве познавательных и ценностных ориентиров научного познания. “Биологическое познание — писал он — это также глубоко социальный процесс взаимодействия субъекта и объекта, в ходе которого на протяжении веков его развития вырабатывались сложные социально-этические принципы исследования. Значение этих принципов особенно велико и важно сегодня, прежде всего в научном познании человека. Следовательно, биологическое познание образует единство исследовательских и ценностных, гуманистических подходов… Причем эти проблемы предстают уже не изолированными друг от друга, а в определенной логической взаимосвязи, как некоторая целостная система, философски отражающая реальные явления и процессы, существующие в исследовании жизни и ее познания”[4]. При этом И.Т. Фролов отмечал, что подобное решение вопроса еще не осуществлено в достаточно полной мере в нашей литературе.
Пытаясь реализовать этот замысел И.Т. Фролова, устранить существенную фрагментарность философского знания, обращенного к биологии, создать целостную картину философии биологии в современной культуре, осмыслить влияние новых биологических открытий на современную культуру, мы в Центре био- и экофилософии Института философии РАН задумали издание серии книг под общим названием “Философский анализ оснований биологии”.
Актуальность подобного исследования определяется тем, что ныне идет напряженный поиск новых регулятивов культуры, которые бы определили стратегию дальнейшего развития человечества. В формировании этих регулятивов существенное и до конца еще не оцененное значение имеет биологическая наука. Исследования феномена жизни во всех его проявлениях оказывают все возрастающее воздействие на возникновение новых онтологических объяснительных схем, интегральных представлений о природе, о мире, на изменение познавательных, ценностных и деятельностных установок в науке и культуре.
Между тем, в последнее время в средствах массовой информации вновь участились публикации материалов антисциентистской ориентации, объявляющих науку виновницей всех современных бед человечества. Так, на “круглом столе” “Независимой газеты” “Перспективы научной рациональности в XXI веке” звучали мысли о том, что естествознание, с одной стороны, обслуживает технократический дискурс, что оборачивается различными угрозами для человечества, а с другой, — воспроизводит, тиражирует картину мира, культурное значение которой может быть оценено только негативно и т.д.
Подобные односторонние, эпатирующие оценки только запутывают, искажают картину и без того сложного, многослойного взаимодействия современной науки и культуры.
Авторы серии пытаются в своих статьях дать взвешенный объективный анализ этих сложных проблем. И мы здесь исходим из тех традиций и принципов глубокого, многоаспектного исследования вопроса, которые были заложены И.Т. Фроловым. Достаточно вспомнить проведеный им еще в 1970 году в журнале “Вопросы философии” “круглый стол”, посвященный проблемам генетики.
С современных позиций философское осмысление мира живого возможно, как минимум, в четырех относительно автономных и одновременно внутренне взаимосвязанных направлениях: онтологическом, методологическом, аксиологическом и праксиологическом.
Естествознание ХХ века имеет дело с множеством картин природы, онтологических схем и моделей, зачастую альтернативных друг другу и не связанных между собой. В биологии это ярко отражалось в разрыве эволюционного, функционального и организационного подходов к исследованию живого, в несовпадении картин мира, предлагаемых эволюционной биологией, экологией и т.д. Задачи онтологического направления — выявить модели реальности, лежащие в основаниях различных подразделений современной науки о жизни, провести критико-рефлексивную работу по осмыслению их сути, взаимоотношений друг с другом и с онтологическими моделями, представленными в других науках, по их рационализации и упорядочению.
Методологический анализ современного биологического познания преследует задачу не просто описать применяемые в биологии методы исследования, изучить тенденции их становления, развития и смены, но и дать ориентиры для выхода познания за пределы существующих стандартов. В силу того, что регулятивные методологические принципы биологического познания имеют порождающий характер, осознание и формулировка в биологии новой методологической ориентации ведет к становлению новой картины биологической реальности. Это ярко проявилось в процессе утверждения в биологии новых познавательных установок, связанных с такими понятиями как системность, организация, эволюция, коэволюция.
Существенно возросло в последние годы значение аксиологического и праксиологического направлений в развитии философии биологии. Биология нашего времени стала средством не только изучения, но и прямого воздействия на мир живого. В ней все более нарастают тенденции проектирования и конструирования биообъектов, выдвигаются задачи управления живыми объектами и системами. В стратегии развития науки появляются такие новые направления как предвидение, прогнозирование. Возникает необходимость в разработке сценариев предвидения будущего на всех уровнях биологической и биосоциальной реальности. Современная биология вступает в новый этап своего развития, который можно назвать биоинженерным. Становление и стремительный прогресс генной и клеточной инженерии, инженерии биогеоценозов, решение проблем взаимодействия биосферы и человечества требуют совершенствования методов анализа и управления исследованиями и практическими разработками. Действенным ответом на вызовы времени стало возникновение и интенсивное развитие под эгидой или в тесной связи с философией биологии таких новых дисциплин, как биоэтика, экоэтика, биополитика, биоэстетика, социобиология и др.
Современный этап развития биологии требует философского переосмысления традиционных форм организации знания, создания нового образа науки, формирования новых норм, идеалов и принципов научного исследования, нового стиля мышления, и в частности создания новых и расширения традиционных каналов взаимодействия с культурой в широком смысле слова.
В решении обозначенных вопросов опять же неоценимую помощь может оказать творческое наследие И.Т. Фролова. Вспоминается далекий теперь 1978 год, Германия, Дюссельдорф, где проходил очередной Всемирный философский конгресс. Одна из главных тем обсуждения была сформулирована следующим образом: “Биология и вызов, который она бросает философии”. С докладом на пленарном заседании выступал И.Т. Фролов, который дал глубокий, многосторонний и вместе с тем методологически корректный анализ взаимоотношения тогдашних философии и биологии.
Сейчас, спустя почти четверть века тему следовало бы расширить: “Биология и вызов, который она бросает культуре”. И от того, насколько правильно поймем мы этот новый вызов, от того, как откликнемся на него во многом зависят будущие судьбы человечества и жизни на Земле.
Б.Г. Юдин
Этика науки: 30 лет спустя
Около тридцати лет назад, в 1972 году, в журнале “Вопросы философии”, которым тогда руководил И.Т. Фролов, был проведен “круглый стол” “Наука, этика, гуманизм”; материалы дискуссии были опубликованы уже в следующем, 1973 г. В те годы этические проблемы науки были довольно популярной темой обсуждений. Так, в 1971 г. в “Политиздате” вышла интересная книга “Наука и нравственность”, среди авторов которой были широко известные философы и ученые-естественники. Регулярно к этим проблемам обращалась и весьма читавшаяся и почитавшаяся в те времена “Литературная газета”.
На мой взгляд, однако, именно этот “круглый стол” “Вопросов философии” положил начало систематическому изучению этических проблем науки. Другие же попытки, нередко очень содержательные, по тем или иным причинам не получали продолжения, так что всякая последующая дискуссия стартовала как бы с нуля, по сути дела “открывая” тематику заново.
Здесь следует сказать о том, что, как сегодня становится очевидным, серия “круглых столов”, проведенная в те годы в “Вопросах философии”, оказала заметное влияние на развитие не только нашей философии, но и всего гуманитарного знания. Более того, некоторые из поставленных тогда проблем сегодня буквально на слуху у всех — они заняли центральное место не только в науке, но и в политике, и в общественной жизни.
Один из примеров тому — “круглый стол” “Наука и глобальные проблемы современности”, материалы которого опубликованы в №8–11 за 1974 г. Наверно, не будет преувеличением сказать, что одним из самых часто встречающихся слов в наши дни является слово “глобализация”. Обозначаемая им проблематика и обсуждалась в рамках того “круглого стола”. Сегодня, увы, не очень-то часто вспоминают о том, что именно эта публикация и стала первой в нашей стране серьезной постановкой проблем глобализации. А между тем тогда слыть “глобалистом” у нас было не то что немодно, но даже и опасно. Поэтому для организации, а главное, для публикации этого “круглого стола” требовалось не только научное, но и гражданское мужество. Хорошо помню, как на одном из заседаний редколлегии высокопоставленный работник аппарата ЦК КПСС высказывался примерно так: какие такие глобальные проблемы экологии? Это у них, там, есть проблемы экологии, а у нас недавно ЦК принял постановление, и т.п. Сам разговор о том, что есть какие-то проблемы, которые являются общими для всего человечества, воспринимался как нечто крамольное.
Возвращаясь теперь к этическим проблемам науки, хочу заметить, что “круглый стол” “Наука, этика, гуманизм” послужил своего рода исходной точкой, подготовившей нас к последующим знаменательным событиям. Уже в 1974 г. огромный резонанс во всем мире вызвало появление методов, позволяющих получать гибридные молекулы ДНК, и возможные последствия применения таких молекул. Американский генетик Пол Берг, которому приписывают это открытие, обратился к ученым всего мира с призывом наложить мораторий на эксперименты с рекомбинантной ДНК с тем, чтобы до продолжения исследований можно было оценить возможный риск от использования этого открытия. Речь шла о том, что в ходе экспериментов могут появиться какие-то не существовавшие в природе генетические комбинации, которые окажутся не только жизнеспособными, но еще и инфекционно опасными. Ведь одним из основных объектов экспериментирования была бактерия кишечной палочки, постоянно обитающая у всех нас в желудочно-кишечном тракте. Таким образом, именно со стороны научного сообщества прозвучало предложение временно ограничить свободу исследований с тем, чтобы оценить возможный риск и выработать меры предосторожности.
То была совершенно беспрецедентная акция, свидетельствовавшая о том, что и научное сообщество осознало необходимость каких-то этических ограничений. Сегодня часто говорят, что опасения были преувеличены, что ничего страшного не воспоследовало. Но так легко рассуждать post factum. Ведь кто в то время мог точно знать, что опасения преувеличены, кто мог гарантировать, что исследования будут безопасными? Проявленная учеными предосторожность представляется мне не просто разумной, а прямо-таки необходимой; именно такой подход сегодня стал одним из оснований для социально-этической оценки тех новых возможностей, которые открывает прогресс науки и техники.
Более того, дискуссия вокруг риска, связанного с рекомбинантными молекулами ДНК, оказала воздействие и на развитие исследований. В феврале 1975 г. в Калифорнии проходила международная конференция, имевшая целью выработать меры предосторожности для проведения этих исследований. В конференции принимали участие и лидеры нашей молекулярной генетики — В.А. Энгельгардт и А.А. Баев. Именно они “занесли” тогда на нашу почву “вирус” интереса к этическим аспектам развития генной инженерии.
Установившиеся тогда контакты между нашими генетиками и философами оказались весьма продуктивными. Впоследствии, когда была создана — уже в конце 80-х годов — Государственная научная программа “Геном человека”, она с самого начала включала в качестве составной части анализ этических аспектов развития молекулярной генетики и этических аспектов исследований по геному человека.
И, опять-таки, когда обсуждение этих проблем только начиналось, оно было сопряжено с определенными трудностями. Дело в том, что некоторые весьма заметные представители нашего научного сообщества обвиняли И.Т. Фролова в обскурантизме: как это он говорит о необходимости приостановить исследования в некоторых направлениях — ведь это остановит прогресс науки!
Но, как бы то ни было, в дальнейшем события развивались таким образом: то, что в те времена было в области пожеланий, сейчас во многом стало повседневной, рутинной реальностью. На мой взгляд, во многом это обусловлено тем, что проблематика человека становится для научного познания все более и более существенной, а может быть, даже определяющей. В частности, сегодня проводится масса исследований, в которых человек участвует в качестве испытуемого. И сейчас очень многое делается в области этического и юридического регулирования биомедицинских исследований с участием человека.
Определяющей при этом была установка, идущая от Нюрнбергского кодекса. В соответствии с ней всякое участие человека в научных исследованиях воспринимается как риск для его здоровья, может быть, даже для жизни, так что главная задача этического регулирования — по возможности оградить человека от такого риска. С этой целью стали создаваться структуры и механизмы этического регулирования исследований. Речь, таким образом, идет не о благих пожеланиях или отвлеченных умствованиях абстрактных моралистов, а о повседневной научной жизни. В итоге ситуация сегодня такова, что ни одно биомедицинское исследование, которое проводится на человеке, не может быть начато, если не прошло этической экспертизы. Иначе говоря, с общим планом и многими деталями его проведения должен ознакомиться независимый этический комитет, и только после того, как он дает добро, это исследование может быть начато.
Что же такое этический комитет? Это — структура, включающая специалистов в той области, в которой проводятся исследования, причем они не должны иметь общих интересов с той командой, которая проводит исследования. Помимо этого в состав комитета включаются представители младшего медицинского персонала, а также совершенно посторонние люди — те, кого у нас раньше было принято называть представителями общественности. А это — совершенно новый для науки и весьма интересный момент: то, что предстоит делать исследователям, должно оцениваться не только специалистами, но и людьми без научной квалификации.
Здесь приходит на память фильм “Иду на грозу”. В одном из его эпизодов показывается собрание, обсуждающее животрепещущую научную проблему. Среди членов президиума, т.е. тех, кому надлежит принимать решение, мы видим дородную даму со множеством орденов и медалей на груди, знатную доярку или что-то в этом роде. Естественно, авторы фильма в этом эпизоде издевались над недавним прошлым, для которого было характерным грубое, некомпетентное вмешательство в науку.
Но вот сегодня — на новом витке развития — оказывается, что для этического обоснования исследования, коль скоро оно проводится с участием человека, необходим такой вот посторонний, некомпетентный — “человек с улицы”. Коль скоро участие человека в исследовании сопряжено с риском, важно, чтобы его цель, а также обстоятельства его проведения, могли быть понятны не только специалистам, но и тем “простым смертным”, в интересах которых и предпринимается само исследование. Риск, иначе говоря, должен быть оправданным не только в глазах исследователя-специалиста, но и в глазах рядового человека, который, вообще говоря, будет воспринимать и пользу, и опасности эксперимента существенно иначе, чем профессионал.
Важно, далее, отметить, что и сам спектр исследований с участием человека неуклонно расширяется. Во-первых, и в самой биомедицине объектом этического регулирования становятся не только исследования, в ходе которых осуществляется вмешательство в организм испытуемого — будь то инъекция, прием таблетки и т.п. Наряду с этим этическое регулирование распространяется и на так называемые эпидемиологические исследование, в ходе которых используются персональные данные, касающиеся множества людей, — оказывается, и здесь тоже человека необходимо защищать. Этический контроль распространяется и на и те исследования, которые проводятся на изъятом у человека биологическом материале, например, на фрагменте ткани, который изымался в терапевтических целях.
Во-вторых, одним из очевидных проявлений научно-технического прогресса является то, что человека все более плотным кольцом окружают новые, беспрестанно сменяющие друг друга материалы, приспособления, продукты питания, предметы одежды, косметики и многое другое. Каждый из них может оказаться опасным для человека. Поэтому прежде чем их внедрять в массовое потребление, тоже необходимы какие-то исследования, доказывающие их безопасность, а участие в этих исследованиях также должно быть сопряжено с этической экспертизой. Таким образом, области применения такой экспертизы становятся все более обширными.
Необходимо подчеркнуть такое обстоятельство. Коль скоро соучастие — и в качестве испытуемых, и в качестве экспертов — лиц, не являющихся профессионалами, становится обязательным при проведении исследований, это свидетельствует о том, что какая-то внешняя по отношению к науке сила начинает существенно участвовать в определении, точнее, в соопределении тематики проводимых исследований. Важен при этом следующий момент: поскольку каждое исследование должно пройти этическую экспертизу, постольку оказывается, что требование его этической обоснованности, этической приемлемости должно быть предпослано исследовательскому проекту.
Иначе говоря, сам замысел намечаемого исследования, его идея должна быть такой, чтобы оно было реализуемо не только методологически, не только технически и технологически, но и этически. И это, на мой взгляд, принципиальный момент: здесь обнаруживается, что этические соображения играют не только регулятивную, но и конститутивную роль по отношению к исследовательской практике, т.е. они оказываются встроенными в нее, положенными в ее основание. О них уже нельзя говорить как о чем-то привходящем, налагаемом извне на свободный поток научной мысли.
Конечно, здесь возникает немало сложностей: с одной стороны, действительно, свобода исследований — это ценность, которую человечество выстрадало за многие столетия, так что, вообще говоря, будет попросту безнравственно, если человечество от нее откажется. Но, с другой стороны, вполне реальной является необходимость — в интересах человека — ограничения этой свободы исследований. Думается, поиск баланса между двумя этими императивами станет неотъемлемой стороной научно-технического развития.
Практика этической экспертизы исследований свидетельствует о неправомерности нередко проводимого противопоставления собственно научного поиска, который якобы не подлежит этическим оценкам, и возможных приложений его результатов, которые будто бы только и могут оцениваться с этической точки зрения. Оказывается, что, напротив, и научный поиск вполне может, а во многих случаях и должен руководствоваться, помимо всего другого, какими-то этическими оценками. Более того, здесь уже на самом деле есть весьма тщательно отработанные технологии, так что сегодня это — рутина, то, что можно назвать этической индустрией, сложившейся в сфере биомедицинских исследований.
Если же говорить о регулировании приложений науки, то и здесь за последние годы возникло немало нового. Можно упомянуть в этой связи широко обсуждаемый сегодня “принцип предосторожности”. Между прочим, первооткрыватели рекомбинантной ДНК, приостановив развитие этой технологии, действовали в соответствии с этим принципом, хотя сформулирован он был много позже, в начале 90-х годов. В соответствии с принципом предосторожности, коль скоро предлагается использование новой технологии и при этом у кого-то возникают разумные сомнения в ее безопасности, то бремя доказательства ее безопасности ложится на того, кто предлагает ее ввести. Конечно, абсолютно безопасных технологий не существует, так что достаточно будет показать, что риск пренебрежимо мал по сравнению с предполагаемым эффектом новой технологии.
Таким образом, принцип предосторожности становится платформой для предварительной оценки новых технологий. Я хочу обратить внимание на то, чего не было 30 и даже 20 лет назад: сегодня вопрос о безопасности новой технологии ставится не задним числом, когда ее применение уже привело к негативным эффектам, которые необходимо так или иначе исправлять. Конечно, такого рода деятельностью человечеству приходится много заниматься сейчас, да и в будущем исправление сделанных ранее ошибок будет требовать немало сил и средств. Тем не менее, сегодня акцент ставится на том, чтобы предупредить, в чем и состоит смысл принципа предосторожности.
Здесь, однако, возникает одна чрезвычайно сложная проблема. Область приложения принципа предосторожности — это отдельные, конкретные технологии. Но при этом само понятие “технологии” обретает какие-то новые смысловые оттенки: мы сталкиваемся с необходимостью перестроить, переструктурировать наше восприятие и понимание мира человека, человеческой деятельности с тем, чтобы видеть их составленными не из отдельных вещей и предметов, а из отдельных технологий. Впрочем, эта проблема выходит далеко за рамки моего сегодняшнего рассмотрения…
Заканчивая, хочу сказать о том, что 30 лет назад, когда И.Т. Фролов обратился к систематическому изучению этических проблем науки, едва ли возможно было предполагать, что в сравнительно недалеком будущем эта тематика станет играть столь важную роль в существовании и развитии науки.